Помощник хирурга - Страница 113

113

Руссо ничем не смог помочь в этом вопросе.

— Она уже была заперта, — сказал он, — и не открывалась. Очень старая дверь. Теперь такие двери не делают.

Возможно, с его стороны это было некоей мерой предосторожности, и хотя скорее стоило поверить в глупость, чем во враждебность или осмотрительность, однако друзья не решились расспрашивать его дальше. На другие темы он общался более охотно, главным образом об упадке Тампля.

— Лучшая тюрьма во Франции, что бы там не говорили о Консьержери. Такие заключённые — одно время вся королевская семья, не говоря уж о епископах, архиепископах, генералах и иностранных офицерах! Тюрьма для избранных, и никаких жалоб, хотя некоторых тут держали годами. Все всегда были довольны — уборные и проточная вода во многих комнатах, их и камерами-то нельзя назвать. И всё это собрались сравнять с землёй. Теперь заключённых почти нет, вот почему я по пять минут могу разговаривать с вами, джентльмены. В старые времена в каждой комнате было по пятеро-шестеро, мы просто с ног сбивались, едва успеешь сказать «здравствуйте»: хотя действительно, сумма комиссии от кафе была выше более чем вдвое, не то что сейчас — просто жалкая. Сровнять с землёй: всё перевернули кверху дном, коменданта невидели уже месяц, он сказал, что его отправили в отставку, у заместителя котелок не варит, и его скорее всего заменят.

Что до разрушения тюрьмы, его путанный отчет явно искажался под влиянием собственного желания, чтобы их свели к минимуму, но создавалось впечатление, что все постройки, кроме главной башни с пристройками, будут разобраны. Многие уже разрушили.

— Как можно управлять тюрьмой в таких условиях, когда вокруг эти рабочие, которые совсем не подчиняются инструкциям? — спросил он. — Развели бордель.

Решено. Дверь казалась менее реальным вариантом, чем уборная, из которой виднелись открытый воздух и свободно летающие ласточки.

— Если сдвинем эти камни, — сказал Джек, — я сделаю верёвку из простыней и осмотрю ров.

Так что он сосредоточил свои усилия на плитах в туалете. Однако эти усилия оказались не такими, какими могли бы быть. Раки, а точнее, произведённый ими эффект, всё ещё сказывались, несмотря на лекарства Стивена и строгую диету: Джек испытывал полнейший упадок сил физических, а подчас и моральных. Стивен молил его воздержаться от столь зловонной атмосферы помещения уборной.

— Уверяю тебя, дорогой, — сказал он, — если продолжишь вдыхать зловонные испарения шестисотлетних испражнений, твой побег скорее свершится с помощью гроба, а не посредством верёвки из связанных узлами простыней. Пойдём, позволь Ягелло и мне ковыряться в дерьме, каждому в свой отрезок дня.

— Хорошо, — с бледной улыбкой на лице ответил Джек. Справедливо дать им возможность внести свою лепту, хотя он и догадывался, чем всё это может кончиться. Он не считал Стивена мастеровитым малым, то же самое можно было сказать о Ягелло: «сухопутные», казалось, все рождались неумехами. Стивен же в добавок имел склонность считать ворон, размышлять и выдвигать гипотезы вместо того, чтобы потихоньку уничтожать Тампль, и действительно, именно он уронил в щель между плит единственный имевшийся у них гвоздь, прямиком в располагавшийся внизу ров. Ягелло же был недостаточно целеустремлённым, чтобы достичь многого. Его отправляли скрести конкретный участок засохшей дряни или царапать раствор камнем, а к концу смены (зачастую сокращавшейся из-за нетерпеливости Джека) выяснялось, что он рассредоточил свои усилия по всей уборной, исследуя новые трещинки, отчищая не имеющие значения участки засохших античных испражнений, а однажды даже нацарапав «Amor vincitomnia»*9] на потолке. Он бы выполнял свою работу с радостью, напевая большую часть времени, однако надежда на побег была столь призрачна, что никакой спешки не ощущалось. Ему недоставало огня, благодаря которому Джек с помощью одного из ножей мадам, сточенного в итоге до стальной зубочистки, за неполные пять дней сумел прогрызться сквозь один из семи массивных римских кирпичей, располагавшихся по левую сторону внутренней кладки. По окончании работы литовец возвращался, как правило, посидеть у окна, где и напевал своим сладким тенором или играл на флейте, которую починил Джек. Ему не приходило в голову жертвовать сном, чтобы усердно молоть массивный кирпич или кладку, и ни один из них не видел как Джек, выполняя поставленную самому себе задачу, с бесконечным терпением и решимостью, словно гигантская крыса грызёт в темноте свою клетку.

В конце концов Джек, как и предполагал изначально, стал брать на себя всё больше и больше. И хотя Стивен с Ягелло уверяли, что он работает слишком много, гораздо больше того, что можнобыло считать справедливым, им пришлось признать свою собственную неэффективность по сравнению с ним. В итоге в один из дней рабочие внизу развели особую активность, ведя невидимую, зато прекрасно слышимую деятельность на дальней стороне рва за стеной. Джек был в уборной, Ягелло у своего окна, около которого на сквозняке трепыхались свежевыстиранные рубашки, а Стивен находился в средней комнате, погружённый в собственные мысли, когда с продолжительным и оглушительным грохотом обрушилась верхняя половина внешней стены.

Облако пыли осело, и показались крыши и мансарды Рю-де-Нёф-Фиансе. Все окна в поле зрения были закрыты кроме одного, самого ближнего, из которого молодая женщина глазела на внушительную кучу обрушившихся камней.

— О-о-о! — вскрикнул Ягелло, улыбаясь и размахивая флейтой. Эта дама оказалась первым живым существом, которое он увидел за пределами тюрьмы за несколько недель.

113