Это открытие не могло служить оправданием затянувшемуся уединению среди растений –
весьма интересных, между прочим, в основном многоножковых и бромелиевых, – и Стивен двинулся в гущу толпы, где почти сразу наткнулся на Джека, находившегося в компании такого же рослого, но гораздо более тучного человека в форме Первого пехотного гвардейского полка, то есть окутанного сиянием алого и золотого.
– Вот ты где, Стивен! — воскликнул Джек, — Я искал тебя. Это мой кузен Олдингтон, вы знакомы? Доктор Мэтьюрин, полковник Олдингтон.
— Как поживаете? — сказал солдат тоном, больше подошедшим бы тусклому наряду военного хирурга. Стивен лишь отвесил поклон в ответ.
– Бал, по видимому, будет невероятно хорош, — сказал полковник Джеку. — У меня такое предчувствие. На последнем балу, что я посетил, — ох, совсем забыл тебе рассказать, — Софи танцевала со мной в паре, — проходил во время Винчестерской ассамблеи. Весьма жалкое вышло предприятие — не набралось и тридцати пар и ни одной приличной дамы, которой можно было бы полюбоваться. Пришлось искать убежище за карточным столом, потерял четыре фунта десять шиллингов.
— Софи была на балу в ассамблее? – воскликнул Джек.
— Да, вместе с сестрой и прекрасно выглядела. Мы дважды танцевали. Я преувеличиваю, говоря «мы» – боже мой, смотрите какая дама, — воскликнул он, подняв голову к вершине лестницы.
Диана спускалась в длинном голубом платье с россыпью алмазов, затмивших великолепием все остальные драгоценности в этой немаленькой и наполненной весьма небедными людьми зале. Она всегда умела себя подать, а сейчас, спускаясь вниз, стройная и держащая осанку, выглядела просто роскошно.
– Я не прочь с ней потанцевать, — добавил полковник.
— Если хочешь, могу тебя представить, — сказал Джек. – Это кузина моей Софи.
— Раз она твоя кузина, то в какой-то степени она кузина и мне, — сказал солдат и добавил, – будь я проклят, если эта дама не Ди Вильерс! Что же она здесь делает? Я был знаком с ней в Лондоне, целую вечность назад, и представлять меня нет нужды.
Он немедленно тронулся с места, расталкивая толпу словно бык, и Стивен пристроился следом за ним. Джек следил за их уходом: ему было очень не по себе при мыслях о Софи, танцующей в ассамблее. В любое другое время его порадовала бы весть, что она не сидит сиднем дома, но эта стала ещё одной в череде разочарований из-за отсутствующих писем и потери «Акасты». Хотя он не слишком предавался благочестивому негодованию, его воспалённый ум рисовал картину танцующей жены, не находящей времени, чтобы взять перо и написать мужу, притом, как ей известно, чахнущему американскому военнопленному, раненому, больному и без гроша. Она всегда была не тем сочинителем, который регулярно шлёт письма, но до этой минуты назвать её бессердечной было нельзя.
Полковник Олдингтон добрался до Дианы. Одарив Стивена неодобрительным взглядом и резко сменив выражение лица, когда повернулся к даме, он воскликнул:
— Должно быть, вы не помните меня, миссис Вильерс. Олдингтон, друг Эдварда Питта.
Могу я просить вас о танце? – Произнося это, он переводил глаза с лица Дианы и её бриллианты, а затем, проникшись ещё большим уважением, снова на лицо.
— Desolee[1] , полковник – ответила она, — Я уже обещала доктору Мэтьюрину, а затем, если правильно помню, адмиралу и офицерам с «Шэннона».
Полковник не был слишком обходительным человеком. Казалось, в первый момент он вовсе не уловил смысла её слов, а в следующее мгновенье не сообразил как с достоинством выйти из сложившейся ситуации, так что Диане пришлось добавить.
— Но если вы достанете мне льда в память о нашем прошлом знакомстве, буду вечно вам признательна.
Ещё до возвращения полковника начала звучать музыка. Гости выстроились в длинную линию и адмирал открыл бал, станцевав с самой завидной невестой Галифакса, очаровательным и юным светловолосым созданием семнадцати лет с огромными голубыми глазами, так сочащимися удовольствием, благополучием и счастьем, что никто не мог сдержать улыбки, когда она, высоко подскакивая, вышла на середину.
— Ни за какие коврижки не стала бы танцевать с этим мужчиной, — сказала Диана Стивену, пока они ждали своей перемены. – Это просто стареющий самодовольный щенок, таких ещё называют хлыщами — по-моему наихудшее название, которое может звучать в сплетнях. Смотри, ему нашлась партнёрша, мисс Смит. Надеюсь, ей по душе грубая болтовня.Мэтьюрин огляделся и заметил полковника, занявшего место около молодой высокой женщины в красном. Довольно стройная, дама обладала роскошной грудью и была модно одета, а её лицо, не то чтобы очень красивое или милое, казалось оживлённым: чёрные волосы, изящные тёмные глаза и розовый румянец волнения.
– Её платье весьма outre[2] , да и краски слишком много, но похоже, сама себе она нравится, — продолжила Диана. — Стивен, бал, должно быть, будет чудесный. Как ты находишь мой люстрин?
— Он и вправду тебе очень к лицу. А чёрная тесьма на груди – это просто гениально.
— Я знала, что ты заметишь. Её мне доставили в последний момент, потому и пришлось задержаться.
Настала их перемена, и они выполнили все вариации, которых требовал танец, Диана танцевала с обычно присущей ей трогательной грацией, Стивен как минимум удовлетворительно. Когда же они вновь сошлись вместе, заглушая гул бесчисленного количества голосов и музыки, она сказала:
— Стивен, ты довольно мило танцуешь. Я так счастлива.
Из-за танца и тёплого помещения, а может быть из-за блеска собственных бриллиантов и неотразимого платья, её залил румянец. Несомненно, также сказалась пьянящая атмосфера и возбуждение от победы. Хотя Стивен прекрасно знал Диану, ему показалось, что совсем неглубоко под этим захватившим её счастьем бурлят чувства, совершенно иные по своей природе.