Помощник хирурга - Страница 26

Крупная рыба с усиком на подбородке, которая клюёт на любую приманку, какую ни назови, но лучше всего на кальмаров и мойву. Папистам приходится её есть по пятницам и в Великий пост, сушёную или засоленную. Иначе они отправятся в ад. Вот почему испанцы, португальцы, а также французы, если заключён мир, приходят к Банке каждый год: в большинстве своём они паписты. Но там бывают и «синеносые»[5] с ньюфаундлендцами. Они идут за треской, а треска водится на банке, где морское дно весьма неожиданно поднимается, иногда доходя до пятнадцати саженей, не глубже –

второй помощник много раз видел льдины, севшие на мель – но обычно глубина там от сорока до пятидесяти саженей. И португальцы обычно встают на якорь, отправляя крошечные плоскодонки с парой людей в каждой, чтобы ловить треску с помощью плетёного линя. Мальчиком второй помощник состоял на службе у своего дяди, синеносого из Галифакса, и отловил четыреста семьдесят пять рыбин за одиннадцать часов, некоторые по пятидесяти фунтов весом. Что до тумана, он вызван холодным Лабродорским течением, протекающим через банки с юга и встречающимся с тёплым воздухом от Гольфстрима – доктор ведь слышал о Гольфстриме? Так что туман здесь практически круглый год. Иной день можно сказать, что всё море парит как котёл, и варит быстро: вот почему ветер его не сдувает – туман просто образуется сызнова. Конечно, бывают времена, когда течение забирает к востоку, и тумана нет. В это время ясно, причем целыми днями или даже неделями. При всём том из-за птиц всегда можно узнать где банки, даже без измерения глубины. Тут всегда птицы, особые птицы, на банках, не важно, стоит туман или нет.

— Что за птицы? – спросил Стивен.

— Кайра, люрик, гагарка, моевка, буревестник, глупыш, поморник, разного рода чайки, тупик, пингвины...

— Пингвины, мой дорогой сэр? – вскричал Стивен.

— Так точно, доктор. Элегантного вида птица, которая не умеет летать, а только плавает.

Некоторые зовут их бескрылыми гагарками, но мы величаем пингвинами. Вполне очевидно, что раз птица не умеет летать, то это пингвин: можете спросить любого китобоя, который забирался так далеко на юг.

— Достигают ярда ростом, чёрные с белым, как огромная гагарка?

— Именно эта птица, сэр. Но у них белый лоскуток между клювом и глазами.Без тени сомнения это был Alca impennis Линнея, Великая гагарка, как пишут некоторые авторы попроще — птица, которую Стивен мечтал увидеть всю жизнь, птица, ставшая настолько редкой, что никто кроме Корвисарта из тех, с кем он вёл переписку, не видел ни особи.

– А вы и правда видели этого пингвина, сэр? – спросил он.

— Да Господи боже, множество раз, — со смехом ответил юноша. – Вон в том направлении есть остров, — кивнув в направлении Ньюфаундленда, — где они массово гнездятся, а мой дядя Синий Нос имел обыкновение заходить туда по пути к Большой Банке. Однажды я отправился с ним, и мы добыли их два десятка. Вы бы живот надорвали увидев, как они стоят что кегли, так и ждут, чтобы их сбили. Мы взяли несколько туш на наживку и поели яиц.

— Синеносый дьявол. Гот, вандал, варвар, – пробормотал Стивен себе под нос. — Если ли хоть какая-то вероятность увидеть эту банку? – произнес он уже в полный голос и настолько мягко, насколько мог.

— Осмелюсь сказать, что есть, доктор, если будете пристально наблюдать. Вас интересуют эти птицы? Я одолжу вам трубу.

Стивен глядел во все глаза, несмотря на холод, из-за которого индевели линзы и коченели руки. К тому времени, как пакетбот вошёл в туман на южной оконечности банки, сильно опередив шхуны, он смог увидеть не только кайру и люрика, но и двух бескрылых гагарок. Туман загустел. «Дилидженс» оказался полностью скрыт от своих преследователей. Мистер Далглиш убрал летучие стаксели, бом-брамсели, брамсели и нижние паруса, всё кроме фор-марселя, приспущенного на эзельгофт, и кливера — ровно столько, чтобы сохранить управляемость в этой кружащейся неизвестности. Видимость сильно ухудшилась, но Стивен в надежде на чудо всё стоял, весь дрожа, на своём месте,.

Бриг тенью скользил вперёд, постоянно били в колокол, удвоили количество наблюдателей на носу и корме. Лучший становой якорь был подготовлен и подвешен на крамбол правого борта, ибо, как сказал мистер Далглиш, у него нет желания ради всех этих уловок нестись ночью во всю прыть при существующей опасности сноса летнего льда. Издалека и совсем рядом раздавались ответный бой барабанов или свистки, а со всех сторон доносился нескончаемый гул морских раковин, с помощью которых подавали сигналы с невидимых плоскодонок. Из белого туман стал серым и продолжал темнеть:

показались ходовые и кормовые огни корабля, выглядевшие смазанным золотым пятном с расстояния в двести ярдов – это было судно с особенно тонким и пронизывающим свистком, приводимым в действие механизмом.

— Эй, на «Левиафане»! – прокричал мистер Далглиш.

— Что за корабль? – из тумана спросили в ответ.

— «Дилидженс», конечно же. Уильям, какова глубина?

— Тридцать саженей.Мистер Далглиш положил руль под ветер. Пакетбот совершил плавный поворот, став кормой к ветру, немного откатился назад, и бросил якорь.

– Мистер Генри снова бесчинствует, — заметил шкипер громко, но как бы между прочим.

— Чтоб его! – ответил «Левиафан», который теперь находился на правом траверзе пакетбота.

— Как клюёт треска, Уильям?

— Терпимо, терпимо, Джейми, — хихикнул «Левиафан». – Мойвы нет, но на кальмара идёт. Отправь к нам лодку и получишь немного рыбы на ужин.

Преодолев под смешки гребцов полосу парящей воды, шлюпка вернулась с двумя здоровенными, в человеческий рост рыбинами и вторым помощником, прижимающим к груди большую, мокрую, дохлую черно-белую птицу.