Стивен, напротив, разделался с омлетом и фунтом стейка, доел гусиный пирог и отрезал кусочек ветчины, что говорило о его праздничном настрое. Сам обед едва ли являлся праздничным. Атмосфера царила совсем иная. Друзья вежливо беседовали, но ни намека на тесное общение. Создавалось впечатление, что Стивен уже ушёл, отправившись к другим горизонтам.
Попивая портвейн, Стивен сказал, что ему бы хотелось помузицировать — в прошлых своих совместных плаваниях они играли многочисленные скрипично-виолончельные дуэты, часто в весьма тяжёлых обстоятельствах — и их былые обычаи вновь восстанавливались.
— Можно сыграть композицию, — с не очень убедительной улыбкой сказал Джек.
Однако в этот миг в каюту вошёл мичман с сообщением, что с мачты виден Гримсхольм.
— Пора, — произнёс Джек. — Нужно начать погоню задолго до того, как нас увидят. — Он потянулся к графину, заполнил бокалы и поднял свой — За тебя, Стивен, и...
Бокал выскользнул у него из рук, упал и разбился.
— Господи, — в ужасе воскликнул Джек.
— Ерунда, не обращай внимания, — сказал Стивен, отряхивая бриджи. — Слушай, есть пара вещей, которые я должен сказать перед тем, как перейду на «Минни». Если мне всё удастся, мы поднимем флаг Каталонии. Ты его знаешь, я уверен.
— Стыдно признаться, но нет.
— Жёлтый, с четырьмя ярко-красными полосами. Если ты его увидишь — когда увидишь — то знай: пора отправлять транспорты, которым, очевидно, до поры стоит держаться невидимыми с острова, и самому стоит прибыть как можно скорее, под тем же флагом как знаком отличия. У нас ведь отыщется ещё один?— Парусный мастер изготовит полдюжины — подойдут карантинный флаг и запасные вымпелы.
— Отлично. И умоляю, Джек, отсалютуй крепости всеми пушками, которые только уместны для данного случая, а может и больше. И прими командующего офицера как подобает особе благородных кровей.
— Если он прибудет с тобой, Стивен, я устрою ему просто королевский салют.
***
Стивен пересёк полоску воды, и его втащили на борт «Минни». «Ариэль» подал сигнал «Эолу», находящемуся в отдалении, убавить парусов и дать «Минни» двухмильную фору, после чего счёт долгих часов погони был открыт.
Стивен восседал на старом кухонном стуле возле бизань-мачты, чтобы не путаться под ногами. На коленях он держал сумку с бумагами и смотрел прямо на Гримсхольм, находящийся по левой скуле и растущий в размерах. Смысла готовить выверенное точное заявление не было. Всё зависело от первого впечатления, от наличия или отсутствия французских офицеров, от того, как его примут. Всё зависело от импровизации, своего рода каденции.[7] Он насвистывал Montserrat Salve Regina,[8] чуть приукрасив тему.
С носа «Ариэля» Джек прекрасно его видел через гладь моря, даже без трубы — чёрная сидящая фигура. Совершенно очевидно — с таким свежим ветром позади траверза последние полчаса «Ариэль» настигал «Минни» слишком резво.
— Отпустите их, сменить курс, — сказал он и за корму опустили шпринтовый парус, который стал действовать как плавучий якорь. Это позволяло снизить скорость, но так, что со стороны это не заметно. Всё равно расстояние несколько сокращалось, и десятью минутами позже он сказал канониру:
— Что ж, мистер Натолл, думаю, мы можем открыть огонь. Вы знаете что делать. Очень внимательно, мистер Натолл.
— Не бойтесь, сэр, — кивнул канонир. — Я забил все пушки подпорченным зернистым порохом, для них нет никакой опасности.
Раздался выстрел. Ядро упало с недолётом в две сотни ярдов и на пятьдесят в сторону. В ответ «Минни» поставил фор-брамсель и штормовой лисель.
— Должно выглядеть натурально, — сказал Джек.
— Не бойтесь, сэр, — повторил канонир. — Дайте прогреться стволу.
Орудие прогрелось — на самом деле, несколько орудий, так как «Ариэль» позволял себе немного рыскать, чтобы пускать в ход то одно погонное орудие, то другое, увеличивая скорость стрельбы, но теряя в скорости хода. Тщательно нацеленное ядро разрезало водутак близко от «Минни», что некоторое количество брызг попало на палубу. Это было прекрасным упражнением, но истинное удовольствие умелые моряки-«ариэльцы»
получали от того, как шёл их корабль: бесконечная работа с парусами, корректировка лёгкой разбалансированности, сотни уловок, которым капитан научился во всех океанах мира — всё было направлено на то, чтобы создать впечатление отчаянного рвения и крайней спешки, в результате не получая, по факту, никакого преимущества. Особо порадовал всех приказ ставить грот-бом-брамсель, весьма опасный парус при таком ветре, даже когда ставится на надежный рангоут.
— Вы должно быть забыли, сэр, — сказал мистер Хайд. — У нас ведь треснувшая стеньга.
— Я помню, мистер Хайд, — сказал Джек. — Выполняйте.
Стеньгу, парус и рей унесло спустя минуту, что, должно быть, виделось весьма внушительным зрелищем с берега. Всё это время Гримсхольм приближался, открывая взгляду прекрасную панораму охраняемого им материкового побережья: мили суши, идеально подходящей для высадки армии, несколько в стороне от порта Швейнау. Уже какое-то время батареи, находящиеся на самой высоте, были видны, как и дым, поднимающийся от печей для каленых ядер. А острый глаз сквозь прозрачный вечерний воздух вполне мог разглядеть триколор на флагштоке.
Плохо определённый предел области прицельного огня батареи был уже рядом. Очевидно, Витгенштейн понял, что он к нему приближается, и поднял флаг Гамбурга.
Если уловка сработает и наблюдателей на холме удастся ввести в заблуждение, «Минни»
сумеет пересечь этот невидимый барьер без вреда. Если нет — вероятно, будет повреждена, возможно потонет. В трубу Джек видел, что на батарее возникло движение, а дым от печей усилился.