— Не совсем традиционный «суп», конечно, — заметил Стивен. — Сварен не совсем по рецепту.
Он взял черпак и увидел прикреплённый к нему крошечный обитый свинцом шкив, вроде тех, которыми крепят бельевую верёвку. Поболтав черпаком ещё, он обнаружил его пару. Джек с удивлением взглянул на друзей.
— Я просто не могу понять, как эта удивительная юная дама смогла сообразить, что пара таких вот штук может заменить двухшкивный блок. Взгляните, просто посмотрите на эти ролики! Ягелло,вам следует подать сигнал, что нам теперь нужно кое-что ещё. Я не говорю о нагеле, благодаря которому можно удвоить усилие. Но и штифты должны быть толще этих как минимум впятеро.
— Вы забыли, сэр, что я попросил её не показываться ни сегодня, ни завтра, — ответил Ягелло. И заступническим тоном добавил, что шкивы были очень похожи на те, что нарисовал капитан Обри.
— Ладно, рисовальщик из меня аховый, признаю, — кивнул Джек. — Но я, знаете ли, также указал и размер. Пришёл цирюльник? – спросил он, прислушиваясь к шуму за дверью. — Мне бы хотелось подстричься, но когда это делает глухонемой, это просто отвратительно. Стивен, тебя это не приводит в содрогание?
— Ничуть. И это вовсе не цирюльник, а Руссо со своими солдатами, они должны меня увезти, как я и ожидал. Не волнуйся, — он проверил, что ампула на месте. — Если не случится ничего неожиданного, на закате я вернусь.
— Без сомнений, вернётесь до заката, — кивнул армейский капитан, расписываясь за пленника. В этом путешествии капитан и лейтенант оказались единственными компаньонами Стивена. Мало чего необычного произошло, пока компания проезжала по Парижу. Впрочем, Стивен заметил доктора Боделока, когда они ехали мимо особняка де Ля-Мота. Ничего необычного не было и в прибытии кареты на задворки улицы Сен-Доминик. Единственная перемена заключалась в том, что вскоре после того, как его поместили в запертую комнату ожидания с видом на расстрельный столб, отворилась дверь и внутрь швырнули какого-то человека, да так, что тот прямо-таки растянулся на полу. Стивен помог ему подняться и пленник сел, вытирая с рук и лица кровь и бормоча по-каталонски:
— Матерь Божья, Дева Мария, спаси меня.
Они разговорились, и незнакомец на французском с чудовищным акцентом, и постоянно запинаясь, поведал очень жалостливую историю о том, какие ему пришлось пережить гонения в борьбе за каталонскую независимость. Однако он оказался столь неуклюжей и настолько очевидной подсадной уткой, даже не удосужившейся до конца выучить свой урок, что Стивен быстро устал от него и его горестных словоизлияний.
Последовавший затем допрос оказался всё такого же сомнительного свойства. Майор Клапье выставил двух свидетелей: обливающегося потом зоолога и потрёпанного служащего, которые практически слово в слово с Фове дали показания о том, что доктор Мэтьюрин предлагал доставить сообщения, непочтительно говорил об императоре и просил вознаграждение. За ними последовал клерк из отеля Бувилье, который весьма искренне настаивал на том, что доктор Мэтьюрин желал, чтобы он обменял для него пятьдесят гиней на наполеоны. Этот факт, произнёс майор как можно более весомо, и правда был очень грубым проступком. Доктор Мэтьюрин, виновный теперь по всем статьям, как разумный человек должен понять, что единственным шансом избежать наказания является сотрудничество с властями. Как бы то ни было, никто из присутствующих особо не поверил в этот фарс, и Стивен уже надеялся, что на сегодня всё будет закончено, когда после повисшей ненадолго паузы заговорил сидящий слева человек с суровым взглядом:
— Может ли доктор Мэтьюрин теперь объяснить, почему леди предлагает украшение стоимостью как минимум в миллион за его освобождение, если только ни он, ни она не являются политическими агентами?— Может ли джентльмен, которого подозревают в том, что он политический агент, — тут же ответил Стивен, — выкинуть столь неосмотрительный фокус, сулящий ему самому и его коллегам смерть?
Присутствующие обменялись взглядами.
— Тогда каким же может быть объяснение? — спросил капитан.
— Ответить мог бы только настоящий фат, — сказал Стивен.
— Да как же это возможно, чтобы леди, такая леди, была очарована персоной доктора Мэтьюрина? — воскликнул офицер — первое полное искреннего изумления заявление, прозвучавшее в этой комнате.
— Это немыслимо, признаю, — кивнул Стивен. – Но вспомните, Европа и Пасифая любили быка.
История вообще пестрит примерами гораздо менее подходящих друг другу союзов.
Всё это нужно было обдумать, атмосфера почти разрядилась. Стивен ощущал завуалированные, полные восхищения взгляды, когда вошёл человек, наклонился к Клапье и второпях стал что-то ему нашёптывать. Майор в испуге уставился на него и стремительно выскочил из комнаты. Пять минут спустя, бледный и охваченный яростью, он вернулся с сопровождающим, однако для изучения лица Клапье у Стивена почти не было времени, так как сопровождающим оказался Джонсон.
— Это он, — тут же произнёс Джонсон, и они оба уставились на Стивена, излучая жесточайшую злобу и ненависть. Клапье сделал шаг вперёд и низким голосом, едва сдерживаясь, произнёс:
— Вы убили Дюбрея и Понте-Кане.
Стивен думал, что майор намерен его ударить, однако Клапье сумел сдержаться и лишь закричал:
— В камеру его! В пчелиную камеру!
Пчелиная камера утопала в грязи и слизи и, вероятно, была обязана своим названием наличию гудящего роя трупных и обычных мух. Стивену пришлось несколько часов простоять в помещении с голыми стенами, не считая нескольких вделанных в них железных колец, у полуприкрытого отверстия где-то на уровне проходящей снаружи мостовой, той самой мостовой, на которой располагалось место для казни, терпеть назойливых и вызывающих тошноту мух, вечно усаживавшихся на него своими холодными брюшками.